Функционирует при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям

Станислав Говорухин. "Солженицын отказался от ельцинского ордена, чтобы не стать подельником той власти"

Беседовал Евгений Черных

Cтанислав Говорухин:
"Солженицын отказался от ельцинского ордена,
чтобы не стать подельником той власти"

Известный кинорежиссер вспоминает о своих встречах с писателем по ту и эту сторону океана

- Станислав Сергеевич, бывший главный редактор "Комсомолки" Борис Панкин написал недавно, что это вы первым пригласили Солженицына в Москву.

- Так уж и первым! Думаю, Александру Исаевичу тогда звонили десятки людей, звали в Москву. Но официально-то пригласить опального писателя могло только руководство страны. Что оно и сделало в конце концов под давлением общественности.

- В народе говорили, что перестройка станет необратимой, если опубликуют "Архипелаг". Но в Кремле тогда считали, что это случится лет через 200, не раньше.

- Это же ясно. Он ведь не хвалил перестройку! Писал: "Что я могу по совести сказать о горбачевской перестройке? Что что-то новое началось - слава, слава Богу. Так можно - хвалить? Но все новизны пошли отначала нараскоряку и не так. " Лишь в августе 90-го появился указ Горбачева о возвращении гражданства двадцати трем лицам, "включая Солженицына и Бродского." И только в сентябре 91-го генеральный прокурор СССР объявил о прекращении его уголовного дела об измене родине. За отсутствием состава преступления. Путь на родину наконец-то был открыт.

- В том году вы были у него в Вермонте.

- Я не считаю это подвигом. Уже не опасно было. Вот в советские времена были настоящие смельчаки, кто рисковал наведаться к Александру Исаевичу.

- Мне Владимир Солоухин покойный рассказывал про свою поездку. Сделал вид, что запил в Америке, оторвался от писательской делегации и рванул к Солженицыным.

- А я-то что.. Сел на самолет и полетел в Кавендиш. Обратно, правда, тяжело добирался.

Моя история поездок к нему долгая. Когда готовился к съемкам "России, которую мы потеряли", отправил Солженицыну письмо с просьбой об интервью.

Чтобы он ответил на вопросы, которые я хотел поднять в фильме. Александр Исаевич отказался. Мол, за 5 минут в художественно-публицистическом фильме он не успеет все сказать. "Будете в Америке, заглядывайте, поговорим подробнее."

Я поблагодарил за приглашение. Конечно, обязательно! И забыл. Не воспринял всерьез.

В декабре 91-го вернулся после съемок на Аляске в Нью-Йорк. Приболел как на зло. Валяюсь в гостиничной постели, пью из горлышка бурбон вместо лекарства, читаю книги. Вдруг звонок: "Здравствуйте, с вами говорит Наталья Дмитриевна Солженицына. Станислав Сергеевич, вы же обещали, что когда будете в Америке, заедете к нам."

Я попытался оправдываться. Мол, думал, что то приглашение было простой формой вежливости. Неудобно как-то от работы его отрывать. Да и простудился сейчас, приехать не могу. До сих пор не знаю, как она тогда проведала, что я в Нью-Йорке, как разыскала? Все забываю спросить.

Наталья Дмитриевна тут же объяснила, какое самое чудодейственное лекарство надо купить, как принимать. И потом по несколько раз в день звонила, интересовалась здоровьем, контролировала прием лекарств. Вылечила по телефону!

Делать нечего, купил билет, полетел. Хотя, честно признаюсь, лететь не хотелось. В диссидентских кругах Нью-Йорка столько о Солженицыне мне наговорили! И характер-то несносный, и живет-то за высоким глухим забором с телекамерами наблюдения. Один человек, дескать, долго к нему добирался, а затворник 15 минут всего гостю отвел.

Прилетел. Наталья Дмитриевна встретила в аэропорту, привезла к вермонтскому отшельнику. Диссидентские рассказы оказались наглым враньем! Вместо высокого забора с телекамерами - проволочная сетка, во многих местах обвалившаяся.

Однажды в ста метрах от дома Александр Исаевич заметил двух волков, забежавших с соседней Канады. Так что приходилось потом на прогулки пистолет брать. Мало ли что.

И встретили очень душевно. Еда простая, вкусная, русская. Готовила Екатерина Фердинандовна, теща Александра Исаевича. Только водка датская - русскую не завозили в Вермонт. Несколько дней я прожил у них, провел в разговорах. Поразила тогда его осведомленность обо всем, что происходит в России. И высокая работоспособность. 12 -14 часов каждый день, без праздников, без выходных! Вечером он даже чай не пил. Крутой кипяток. В 11 уже в постели с книжкой. В семь встает, в восемь - за рабочим столом. В чем секрет такой работоспособности, поинтересовался я.

"Только сон, - ответил Александр Исаевич. - Я хорошо высыпаюсь."

Он попросил показать мою картину "Так жить нельзя". Пока Солженицыны смотрели всей семьей, я ушел гулять.

- Волновались?

- Конечно. Вернулся, он сдержанно похвалил фильм. И сказал, что Егор Яковлев, тогдашний начальник Центрального телевидения, обратился к нему с просьбой о большом телеинтервью. "Я, Станислав Сергеевич, предлагаю сделать это вам."

Я честно ответил, что интервью брать не умею. Лучше сделать фильм. Он так и будет называться "Александр Солженицын." Важно, чтобы зритель не только услышал размышление писателя о России, но и увидел обстановку, в какой он работает. Это полнее раскроет личность. Александр Исаевич после некоторых раздумий согласился.

Мы повидались в декабре 91-го года. А в апреле 92-го я вновь приехал к нему на целую неделю со съемочной группой. Сняли километрах в 10 пару комнат в частном доме у прелестной хозяйки, поскольку у Солженицыных всем нам разместиться было негде. Рано утром приезжали и до позднего вечера работали.

Время проводили в интересных беседах. За рабочим столом в основном. Просто лясы точить ему было некогда. Меня он уже знал. Сразу проникся к оператору Юре Прокофьеву (ему потом доверил снимать свое возвращение в Россию, дружил до конца дней.) Поэтому Александр Исаевич был раскрепощенным. Все показывал, ничего не скрывал. Удивительные были рассказы о том, как сидел, как следователь, допрашивая его, звонил своей жене: "Я тут вражину пытаю, так что до утра не жди". А сам тут же отправлял зека назад в камеру и ехал к любовнице. Многое не вошло, конечно, в картину. Хотя фильм был двухчасовым.

- Ему понравилось?

- Обиделся.

- За что?

- Мы с Егором Яковлевым сваляли дурака. Не продумали сроки. Съемки-то прошли в апреле. Там лето - мертвый сезон на ТВ. Фильм выпустили в сентябре. А Солженицын считал, что я тяну с картиной по каким-то другим причинам. Тем более, за лето в России произошли изменения, у него появились новые формулировки, мысли. Солженицын же всегда чувствовал пульс страны. Надо было съемки не в апреле проводить, а раньше или позже. Долго мне ту обиду сглаживать пришлось. Не знаю, в чем тогда меня заподозрил.

После возвращения Солженицына мы встретились на его старой квартире в Козицком переулке, которую ему вернули. Александр Исаевич выглядел усталым, раздраженным. Впервые я тогда услышал из его уст слова, которые он, лагерник, раньше никогда при мне не произносил. Хотя знал весь этот лексикон.

- Нецензурный.

- А как можно было цензурно высказаться о том, что тогда происходило в России? Конечно, он знал, предвидел, что увидит, вернувшись на родину. И все равно ужаснулся, столкнувшись наяву. Вся эта нищета, грязь, опустившаяся страна+Россию разграбили. В людях проснулось самое животное. Оправдались все его предсказания, что на первый план выйдет свобода бессовестности.

Народ, озлобленный, голодный, напуганный грохотом пушечных выстрелов в центре Москвы при расстреле парламента, часть вины и на него переложил. На могильщика коммунизма Солженицына. Он это чувствовал. И переживал, что власть ничего не поняла из его предостережений.

Он ведь заранее предупреждал о всех последствиях в своей работе "Как нам обустроить Россию". Над которой просто посмеялась наша вшивая интеллигенция. Так прошу и написать - ВШИВАЯ! Помню, как один популярный в ту пору губошлеп, друг пламенной демократки заявлял публично: "Послушайте, что он несет, этот выживший из ума старикашка!" Насколько ж грандиознее, умнее, образованнее, информированнее их всех был Солженицын! Он все предвидел. Помните, с чего начинается та работа, написанная еще летом 1990 года.

"Часы коммунизма - свое отбили.Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами."

Самая поразительная ошибка общества: не поняли, начиная с Горбачева и кончая всякими политическими пигмеями той поры книгу "Как нам обустроить Россию".Там же все было рассказано. Что делать и как. Как избежать бед, которые настигли-таки Россию.

Он попробовал донести свои мысли до "слуг народа". Согласился выступить в Думе. Меня не было тогда в Москве, да мой совет он и не принял бы. Я бы, конечно, посоветовал не ходить. Я же знал, чем все закончится. Потому что с одной стороны сидели коммунисты, которые считали его наравне с Горбачевым одним из виновников крушения коммунизма, СССР. А с другой - те, кто разрушал, распродавал Россию. Какой может быть прием? Зачем было перед ними выступать? Они же ничего не хотели слушать. Шушукались, посмеивались, разговаривали во весь голос, отворачивались спиной, демонстративно ходили по залу.

А потом было 80-летие писателя. Звонит мне тогдашний вице-премьер Олег Сысуев. "Станислав Сергеевич, мы решили к юбилею Солженицына наградить его высшим орденом России - Андрея Первозванного. Не могли бы узнать, примет он этот орден или нет?" "Да нечего и узнавать, - отвечаю.- Конечно, откажется!". Я же встречался с ним тогда не раз, хорошо знал его настроение, тягостные думы о ситуации в России. И орден этот он воспринял бы лишь как попытку властей сделать его соучастником творящегося беспредела, подельником. "Вы все же узнайте!" - попросил вице-премьер.

Я позвонил. Даже не ему - Наташе. Такая, мол, история с юбилеем. "Славочка, как же Александр Исаевич может принять этот орден, видя, что происходит в стране?!" "Мне-то, Наташа, не объясняйте, я все понимаю, так им уже и ответил." Передал Сысуеву категоричный ответ жены писателя. Думал, на этом все и закончится.

Но, к своему огромному удивлению, в театре на Таганке на юбилее Солженицына, увидел, как пытаются на сцене вручить ему этот орден. Естественно, Солженицын его в руки не взял. Попросил не обижаться. Сказал, что принять награду не может.

- Кто пытался вручить?

- Не помню уже. Дело не в исполнителе. Он лишь выполнял поручение президента. А президенту, видимо, объяснить не смогли ситуацию. Испугались. Или он сам ничего не понял, будучи пьяным. "ШТА? Наше дело наградить!"

- Станислав Сергеевич, в день смерти Александра Исаевича вы как депутат нынешней Госдумы предложили объявить в стране траур. Вас тоже не услышали.

- Когда летом умер Чингиз Айтматов, в Киргизии траур объявили. Но наша страна еще не готова к этому. И все же я надеюсь, что наше общество выздоровеет и Александр Исаевич Солженицын еще ох как пригодится России!


 


 

Возврат к списку